Эпоха нефтедоллара: ужасный конец или бесконечный ужас

назад
ПОДЕЛИТЬСЯ:

Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих?

Притчи 6:28

Цена на нефть в минус 40 долларов за баррель (20 апреля 2020 года) актуализировала вопрос о природе фондовой модели экономики. Отрицательная цена на базовый (чёрное золото) товар сломала логику рынка (нижний порог hedge всегда был 0 долларов за баррель), опрокинула теорию трудовой стоимости (регрессивная оценка затрат) и денонсировала глобальное соглашение (G7), подведя черту под эпохой нефтедоллара (эквивалент мировой стоимости).

Объяснение феномену нашли быстро: пандемия, обвал спроса, затоваривание рынка, последний день перед экспирацией (expiration – завершение торгов) майских фьючерсов, невозможность одномоментно (online) снизить добычу. Все причины фундаментальные (опираются на каноны рынка). Дело, однако, в том, что отрицательная цена в канон не укладывается. Объяснения в рамках рыночной модели ничего не объясняют. Вместо ответа на вопрос о природе феномена нам предлагают повторить правила.

Энергорынок – матрица (опытная площадка) мирового рынка, в пределах которого (где светлее) экспертное сообщество ищет причину сбоя матрицы. За рамками анализа остаётся рынок «бумажной нефти». По данным Intercontinental Exchange (ICE), объём торгов расчётными (без товарного обеспечения) фьючерсами на платформах ICE и NYMEX более чем в 1000 раз превышает объём спотовых продаж физической нефти (2,8 млрд против 2,5 млн баррелей в сутки).

«Бумажный рынок» устроен на иных (не товарных) правилах. Дериватив не имеет стоимости (беззатратен), соответственно, «бумажный рынок» безразмерен (не ограничен издержками времени и пространства).

На Brent базируется более 400 хеджирующих инструментов. Фокус не в качественной разнице двух рынков, а в том, что один диктует условия другому. Цена беззатратного (неограниченного) финансового актива определяет стоимость (инвестиционный предел) добычи реальной бочки нефти.

Конъюнктуру нефтяного (читай: мирового) рынка диктуют не затраты (экономика), а ожидания (политика/маркетинг). План будущего составляют инвестиционные банки (Wall Street), определяют смету путём выхода на IPO (капитализация стратегии роста), а институализируют проект постоянной перепродажей «паёв будущего» (расширение круга ответственных подписантов).

«Бумажная нефть» уже вышла на первые полосы СМИ, но на уровне исследований она всё ещё вторична (рефрен) по отношению к нефти товарной. Данная статья – попытка ввести в каноническую модель мирового энергетического рынка координату, которая делает видимыми (наблюдаемыми) принципиально иные мотивационные механизмы и конфликтные зоны (драйверы роста и источники кризиса).

Деконструкция модели интересна не только тем, что она деформирует канон (рушит привычный взгляд). Она позволяет проследить потрясающе увлекательные параллели с нефтяным кризисом 1980-х годов и сегодняшним днём (унифицирует подход)…

Все исследователи нефтяной отрасли солидарны: современная модель рынка сформировалась в 1973 году, отмеченном войной Судного дня и пятикратным ростом цен. Вывод тоже общий: сменился ценоустанавливающий субъект, «арабская» ОПЕК пришла на место Международного нефтяного картеля (МНК), закончилась эпоха дешёвой нефти. Точкой старта рекомбинации считается эмбарго. «Бумажная» координата сдвигает точку перелома на два года и опрокидывает «общеизвестный» вывод о всевластии ОПЕК.

15 августа 1971 года (в воскресенье) между 21 и 22 часами по восточному времени, когда у экранов телевизоров собралось большинство американских зрителей, NBC прервала трансляцию популярного сериала Bonanza. К нации обратился президент США Ричард Никсон: «Мы должны защитить положение американского доллара как оплота финансовой стабильности по всему миру. ˂…˃ Доллар США больше не должен быть заложником в руках международных спекулянтов…»

США открыто заявили о приоритете своих национальных интересов над «общечеловеческими» (Make America Great Again) и в одностороннем порядке отказались выполнять взятые на себя обязательства (дефолт), разорвав глобальное соглашение 1944 года (Бреттон-Вудс). The Wall Street Journal оценила «новую экономическую политику» Никсона (Nixon Shock) следующим образом: «Правительство США готовится к холодной войне против остального свободного мира».

Сутью Nixon Shock стал отказ от золотого фиксинга доллара (девальвация) и повышение ввозных пошлин на 10 процентов. Цель была заставить «свободный мир» поднять курсы своих валют по отношению к американской.

Дефолт подавался не как отказ платить по счетам, а как удар по международным валютным спекулянтам. Пошлины, как выяснилось позже, стали инструментом давления.

18 декабря 1971 года «свободный мир» сдался. Финансовая G10 (страны – кредиторы МВФ) подписала Смитсоновские соглашения (предтеча «Плазы», 1985 год), согласившись поднять курс своих валют. США отменили 10-процентную пошлину. Доллар потерял по отношению к золоту 8,57 процента и 10–12 процентов – к валютам стран «свободного мира». Представлено всё было не как девальвация доллара, а как ревальвация других валют.

Каноническая версия рекомбинации прежней модели нефтяного рынка считает, как упоминалось выше, что причиной кризиса 1973 года стало нефтяное эмбарго стран ОПЕК. Однако если за точку отсчёта взять отказ США от золотого стандарта и Смитсоновские соглашения, то эмбарго превращается из причины кризиса в его следствие.

Одним из ключевых (но не озвучиваемых) пунктов Nixon Shock был переход США на импортную модель потребления нефти. Строго говоря, переход начался ещё в 1945 году, сразу после подписания США и Саудовской Аравией «пакта Куинси». Первые получили монополию на саудовскую нефть, вторые – политическую и военную защиту от любой внешней угрозы. Nixon Shock придал процессу системный характер.

В 1950 году чистый импорт нефти США составил 0,147 млрд баррелей в год, или 7,4 процента от внутренней добычи. (Сайт Energy Information Administration (EIA) приводит данные в BTU. Чтобы не путаться в квадриллионах, я перевёл их в привычные баррели.) К 1970 году импорт вырос до 0,481 млрд баррелей (13,6 процента добычи), в 1973-м он составил 1,19 млрд баррелей (35,3 процента), а в 1977-м – 2,4 млрд баррелей (80 процентов).

По процентной динамике видно, что рост импорта шёл опережающими темпами по отношению к потреблению. Потребление первичной энергии в США с 1970 по 1977 год выросло на 12,8 процента, а импорт нефти – на 80 процентов.

Менялась модель, а не общий баланс. США долгое время были главным мировым экспортёром нефти, после 1971 года они превратились в главного импортёра.

Схожие процессы шли во всём мире. К 1973 году Япония увеличила импорт нефти более чем в пять раз – примерно до 290 млн тонн в год. Импорт стран Западной Европы утроился – до 750 млн тонн. Годовой объём международных торгов нефтью начиная с 1940-х годов вырос в 17 раз – до 1,7 млрд тонн. Импорт США в тоннах на тот момент составлял 327 млн тонн.

Nixon Shock, Смитсоновские соглашения и ещё одна (начало 1973 года) девальвация доллара на 10 процентов (по отношению к золоту – на 11,1 процента) запустили рекомбинацию модели нефтяного рынка. Долларовые сбережения арабских шейхов и всего «свободного мира» превратились в бесплатный кредит Америке, а двойная девальвация конфисковала более 30 процентов долга в пользу должника.

Экспорт нефти потерял для США смысл. Продажа нефти за золото (его эквивалент) – вполне себе коммерческая сделка, а её обмен на свои долговые расписки (честное слово) рационально необъясним. В 1975 году США законодательно запретят экспорт сырой нефти. Отказ от золотого фиксинга сделал импорт нефти в США (любой импорт) сверхприбыльной операцией (себестоимость одной банкноты 10 центов). Америка стала превращаться в мировой «супермаркет».

Чтобы понимать механику Nixon Shock, надо учитывать один важный нюанс: на тот момент главным поставщиком нефти на мировой рынок был МНК (семь англосаксонских компаний, «Семь сестёр»). Всю нефть вне советского блока по концессии добывали Chevron (изначально Standard Oil Co. of California), Exxon (Standard Oil Co. of New Jersey), Mobil (Standard Oil Co. of New York), Texaco и Gulf Oil (обе поглощены Chevron), BP (Anglo-Persian Oil Company) и Royal Dutch Shell.

В 1973 году прибыль МНК выросла на 60 процентов, а его оборот к 1977 году утроился. Доходы госбюджета США были ещё выше. На тот момент 70 процентов цены бензина составляли налоги нефтеперерабатывающих стран, а 85 процентов мировой нефтепереработки принадлежали МНК.

Доля стран ОПЕК (рента плюс налоги) в цене бензина была 9 процентов, доля МНК – 20 процентов. Пять из семи «сестричек» налоги платили в США.

«Свободный мир» не имел своей добычи, потребление там росло исключительно за счёт импорта. К началу войны Судного дня зависимость Европы от нефти из стран ОПЕК составляла 80 процентов, Японии – 92 процента, США – 16 процентов. В 1977 году после рекомбинации модели импорт США составлял уже 80 процентов от собственной добычи. Кризис оплатили Европа и Япония, а США из кризиса извлекли выгоду.

На скрижалях исследований кризиса высечено, что его причиной стала классическая рыночная дихотомия «спрос – предложение» («потребитель – производитель»). В реальности конфликт развивался внутри стран-потребителей. Главным мировым экспортёром нефти на тот момент была не ОПЕК и даже не МНК, а пятёрка американских «сестричек». Позиции сохранялись и после кризиса.

До 1979 года всю нефть Ирана добывал консорциум Iranian Oil Participants Ltd. (на 40 процентов принадлежал «американцам», ещё на 40 – «британцам»). По соглашению 1976 года 80 процентов саудовской нефти (ранее – 100 процентов) поставляли на рынок американские «сестрички». Соглашение касалось выкупа Arabian-American Oil Company (Aramco) правительством Саудовской Аравии. Деньги выплатили в 1980 году, а соглашение подписали в 1990-м. Всё это время владельцами саудовской нефти были американские «сестрички».

В 1973 году добыча Саудовской Аравии и Ирана превышала 50 процентов всей добычи ОПЕК и составляла большую часть импортируемой в США нефти. Добыча Aramco росла все кризисные годы (1971–1974 год), увеличившись в два раза (до 8,4 млн баррелей в сутки), а шах Ирана отказался участвовать в эмбарго (обязан США своим возвращением к власти в 1953 году).

До 1973 года считалось, что США готовы обеспечить энергетическую безопасность «свободного мира» с помощью расконсервации скважин на своей территории. Эмбарго и последующий кризис иллюзию атлантического единства разрушили.

Конфликт США с остальным «свободным миром» локализовался в политическом пространстве (стал наблюдаемым), но сформировался он много ранее.

В 1960-е годы послевоенный расклад сил в «свободном мире» изменился. К 1970 году доля США в мировом производстве упала с 35 до 27 процентов, инфляция (6,2 процента) и безработица (6,2 процента) достигли 18-летнего и 8-летнего максимума соответственно. Долларовая масса в мировом обороте выросла до 132 млрд, превысив внутренний оборот в два с половиной раза (52 млрд).

Привязка валют стран – участниц Бреттон-Вудса к доллару оправдывала себя, пока долларовая масса соответствовала золотому обеспечению. Нарушение паритета означало масштабный экспорт американской инфляции. Страны «свободного мира», соблюдая договор, обязаны были наращивать свою денежную массу согласно росту объёма долларов (фиксированные к доллару валюты).

К 1970 году авуары нерезидентов достигли 50 млрд долларов, а золотые резервы США оценивались в 11 млрд. Министр финансов Франции Валери Жискар Д’Эстен открыто называл систему «чрезмерной привилегией американцев». Франция стала постепенно заменять в своих резервах доллары на золото, а ФРГ накануне Nixon Shock произвела беспрецедентный обмен объёмом 5 млрд долларов (по тем временам огромная сумма).

«Союз угля и стали» уверено двигался в сторону создания нового мирового центра силы и новой мировой резервной валюты. Осенью 1970 года вышел доклад Давиньона о внешнеполитическом единстве Европейского экономического сообщества (ЕЭС) и был одобрен проект создания валютного союза (план Вернера). Голлистская «Европа отечеств» уступала место «европейскому отечеству» (наднациональный статут).

Распад Бреттон-Вудской системы актуализировал проект создания единой Европы. Ситуация требовала от США экстренных мер. Nixon Shock и Смитсоновские соглашения необходимый результат не обеспечили, эффект оказался краткосрочным.

11 января 1973 года весь «свободный мир» погрузился в глубокий двухгодичный кризис, сопоставимый по масштабу с Великой депрессией и кризисом 2008 года.

Dow Jones рухнул на 45 процентов, сократившаяся после Nixon Shock инфляция подскочила с 3,4 до 12,3 процента, экономика США вошла в рецессию (минус 2,1 процента ВВП). Фондовые индексы стран будущей G7 достигли дна, потеряв в реальном выражении 43 процента стоимости. Рынок ФРГ вернётся на докризисный уровень только в июне 1985 года, Великобритании – в мае 1987-го, а США – в августе 1993-го.

Вздувшийся долговой пузырь требовал активов или костра аутодафе для «лишних» денег в центре Таймс-сквер (дефолт). Эмбарго оказалось весьма кстати. Пятикратный рост цен на нефть направил решение задачи по первому пути. Самый ёмкий товар мирового рынка помог избежать коллапса экономики всего «свободного мира», золотое содержание доллара заменили на нефтяное.

По данным Всемирного банка, в предкризисный 1972 год мировой экспорт товаров и услуг достиг 510 млрд долларов. Мировая добыча нефти составила 20 млрд баррелей (36,6 млрд долларов при среднегодовой цене в 1,82 доллара за баррель). В 1974 году тот же объём нефти (реально добыча выросла) стоил уже 220 млрд долларов, а мировой рынок вырос до 969 млрд долларов. Доля сырой нефти в мировой торговле поднялась с 7,1 до 22,7 процента. Это без учёта того, что цена нефти заложена во всех товарах и услугах, её рост влечёт за собой рост цен по всей цепочке мирового производства.

Эксперты нефтяного рынка расходятся в оценках причин кризиса, но приходят к общему выводу: кризис связал нефтяное ценообразование с международной политикой. В 1973 году были разбалансированы все цепочки мировой стоимости, нефть стала причиной и источником глобального платёжного дефицита (инфляция). Нефтедоллар (цена нефти) обрёл статус каркаса («финансовая обвязка») мировой экономики, вызвав к жизни новое глобальное соглашение, известное сегодня как G7.

Исторически такие рекомбинации происходили только по итогам мировых войн и крушения мировых империй.

Война Судного дня была локальной, всего лишь одной из (пятой по счёту) арабо-израильских войн, ни одна из которых ранее не приводила к таким потрясениям. Значит, у глобального политического и экономического переформатирования мира была другая причина или другая война. Скрытая от наблюдателей (гибридная).

Процесс финансового и политического становления ЕЭС имел своё нефтяное содержание. Французская Total и итальянская ENI вели активное наступление на позиции МНК, преимущественно в Африке (Алжир, Нигерия, Египет, Ливия). ENI была особенно агрессивна, предлагая местным правительствам за концессию 75 процентов прибыли от продажи сырой нефти («сёстры» давали 50 процентов).

Настоящим прорывом стал итальянский контракт с СССР «нефть в обмен на трубы» (1958 год) и немецкий – «газ в обмен на трубы» (1970 год). Появление такого (политически сильного) игрока на мировом энергетическом рынке ломало модель, создавая угрозу энергетическому господству американцев в Европе. США пытались заблокировать оба контракта санкциями и открытым политическим давлением, но безуспешно.

Выход СССР на главный в мире рынок, с одной стороны, стал драйвером обострения борьбы нефтеносных стран за повышение доли прибыли, что в итоге привело к национализации нефтепромыслов. С другой – усилил противоречия внутри «свободного мира», результатом чего стала политика разрядки. В 1973 году оба этих направления обретут реальную силу. Эмбарго как катализатор запустило переформатирование всей системы международных отношений.

Когда Никсон без предварительных консультаций с союзниками по НАТО объявил повышенную боевую готовность американских войск, размещённых в Европе, это вызвало там панику. Аналогично США действовали в момент Карибского кризиса (11 сентября 2001 года будет позже).

Стало понятно: война Судного дня носит не локальный характер, задеты экзистенциональные интересы США.

Европа отказалась поддержать Израиль, выступив за урегулирование конфликта в рамках резолюции ООН № 181 1947 года (раздел Палестины). Госсекретарь США Генри Киссинджерне скрывал раздражения: «Европейцы ведут себя как шакалы ˂…˃. Они всячески подстрекают арабов ˂…˃. Когда это всё закончится ˂…˃, мы в первую очередь должны оценить состояние отношений с нашими европейскими союзниками ˂…˃, чего стоят все эти утверждения об общности интересов в сфере безопасности и во всех других вопросах».

Отмена золотого фиксинга, две девальвации, война Судного дня, эмбарго, экономический кризис… Этот событийный ряд оказался не этапами противостояния «свободного мира» и арабских тираний, а проверкой на прочность «атлантических уз». (Параллели с сегодняшним днём напрашиваются.)

К 1973 году ЕЭС самостоятельно (без США) сформировало концепцию энергетической безопасности. США при возникновении чрезвычайных ситуаций предлагали использовать в общих интересах свою импортную квоту, но не внутреннюю (самая большая в мире) добычу. Япония считала, что перераспределять надо весь объём нефти (равные условия), а Франция – в пользу «жизненно важных отраслей производства». Для США оба варианта означали отказ от национальных приоритетов (огромный парк личных автомобилей).

7 сентября 1973 года Америка представила своё видение энергобезопасности в виде доклада о необходимости координации усилий развитых стран, поддержки корпораций («Семь сестёр») и построении «особых отношений» с Саудовской Аравией по самому широкому кругу вопросов. ЕЭС свою концепцию («Необходимость прогресса в энергетической политике Сообщества») опубликовало годом ранее, а в августе 1973 года вышел доклад «Основные направления энергетической политики Сообщества».

И в американской, и в европейской версиях речь шла не о законах рынка и свободе предпринимательства, а о сговоре (картель) покупателей. Программы совпадали буквально по пунктам: создание стратегического резерва, общий мониторинг нефтяных цен, единый реестр импорта/экспорта углеводородов и синхронное снижение энергопотребления. Различие было только одно, но кардинальное.

Европа настаивала на участии в выработке общей энергетической формулы стран-экспортёров по принципу «нефть в обмен на технологии». Принцип ляжет в основу модели «устойчивого развития» (неомальтузианство). На нём построят политику разрядки (модернизация СССР за счёт направления львиной доли внутренних инвестиций в экспортную отрасль). Он похоронит советскую экономику после падения нефтяных цен в середине 1980-х годов. Этот же принцип заложат в фундамент новой России.

Арабские страны выведут за пределы формулы. Отношение к ближневосточным монархиям тогда выразил глава комитета по управлению конгрессом (аналог управделами Госдумы) Уэйн Левер Хейс:

«Арабские лидеры не так уж умны ˂…˃, их интересуют только три вещи: кадиллаки с кондиционерами, дворцы с кондиционерами и гаремы с кондиционерами. Знаете ли, благосостояние большинства населения земного шара должно стоять выше этих приоритетов».

Идея «картеля потребителей» впервые прозвучала 12 декабря 1973 года в Лондоне во время речи Киссинджера перед Обществом пилигримов (основано 16 июля 1902 года как инструмент непубличной координации действий США и Англии). А 14–15 декабря в Копенгагене на энергетическом саммите глав стран ЕЭС была отмечена первоочерёдность сотрудничества со странами-экспортёрами, о поиске путей взаимодействия со странами – потребителями нефти в рамках ОЭСР (то есть с США) говорилось как о второстепенной задаче. В Копенгаген были приглашены главы МИД Алжира, Туниса, Судана и ОАЭ.

В США саммит расценили как ответ на «пилигримское предложение», а его тон – как желание дистанцироваться от США. Надо отметить, что для дистанции у Европы были все основания. В момент эмбарго Америка повела себя в полном соответствии с принципами протекционизма, а «Семь сестёр» выступили буфером между потребителями и ОПЕК, перераспределив тяжесть эмбарго с США на весь «свободный мир».

Столкновение позиций произошло на Вашингтонской конференции 11–13 февраля 1974 года. Во вступительной речи Киссинджер заявил, что миссия США – спасти мир от повторения катастрофы 1930-х годов. Ради этой миссии, со слов главы МИД Франции Мишеля Жобера, США угрожали Бонну выводом войск, а Лондону – отказом поддержать фунт стерлингов. США восстанавливали своё доминирование, раскалывая ЕЭС.

В мае 1974 года VI специальная сессия Генассамблеи ООН примет резолюцию о создании нового мирового экономического порядка (НМЭП).

Объясняя происходящее, Киссинджер скажет главе МИД Франции Жану Сованьяргу: «Вы могли бы подумать, что хитроумный план США заключается в том, чтобы подчинить себе энергетическую политику Европы, но это не в наших интересах». Цель США в том, чтобы не допустить повторения эмбарго.

В ноябре 1975 года будет создано Международное агентство по энергетике (МАЭ). А в феврале МАЭ примет программу: сокращение импорта на 10 процентов, расширение добычи вне ОПЕК и развитие альтернативной энергетики. Договорились с помощью тарифов держать высокие цены на нефтепродукты внутри «свободного мира», ограничивая рост цен на сырьё вне его. Смысл этой меры был в том, чтобы более дешёвая добыча ОПЕК не похоронила альтернативную энергетику и рост добычи вне ОПЕК.

(Найдите пять отличий с сегодняшним днём начиная с антикарбонового налога, зелёной энергетики и заботы США об энергобезопасности ЕС.)

Отмена золотого фиксинга доллара и переход к системе плавающих валютных курсов в 1973 году предоставили в руки США уникальный (исторически беспрецедентный) механизм волюнтаристского управления мировой стоимостью – ничем не ограниченный (беспроцентный и бессрочный) кредит, позволяющий манипулировать потоками мировых инвестиций (формировать будущее).

Эксперты нефтяного рынка солидарны: эмбарго связало ценообразование нефти с международной политикой. Один из лучших отечественных исследователей политической подоплёки кризиса 1973 года Ольга Скороходова уверена, что деформации подвергся не рынок нефти сам по себе, изменилась социально-экономическая модель стран Запада. Был пересмотрен весь комплекс международно-политических отношений.

Парадоксально, что, осознав политическую природу нефтяного кризиса, эксперты остаются в пределах товарного понимания природы нефтяного рынка. Объяснить парадокс можно только глубоко укоренённой в общественном сознании догмой об объективности экономики как научной дисциплины (торжество инстинкта над культурой). При этом политическую природу (субъектность) экономики как системы контрактных отношений никто не отрицает.

Дело не в терминологической путанице (наука/контрактное право). Дело в том, что для стран-импортёров нефть не предмет торга (спрос – предложение), а вопрос выживания (безопасность).

Спрос на нефть неэластичен (не зависит от цен), модерируется отрасль предложением. Затраты (стоимость) не определяют точку отсчёта не только «бумажного рынка», но и рынка товарной нефти. На рынке бумаг репером является доступ к деньгам (кредит), на рынке товарной нефти – к сырью (контроль за добычей и транспортировкой).

Нефтяная отрасль всегда регулировалась глобальным соглашением. Если квоту нарушал хоть один игрок, вразнос шла вся система. «Неформальные и нерегулируемые рынки в нефтяной промышленности никогда не были транспарентными и анекдотически сократились в размерах с течением времени. Особенно после Великой рецессии 2008–2009 годов, которая ограничила их деятельность и направила неформальное управление рисками на регулируемые биржи».

Вышеприведённая цитата взята не из программного заявления КПРФ, а из отчёта ICE «Глобальные бенчмарки сырой нефти: Brent устанавливает стандарт». ICE – крупнейший мировой оператор срочного рынка, где торгуются фьючерсные контракты базовых активов: энергоносители, валюты, драгоценные металлы и так далее. Через ICE проходит 50 процентов мировых объёмов торгов фьючерсными контрактами на нефть и нефтепродукты. Штаб-квартира расположена в Атланте, штат Джорджия (США).

В истории нефти был этап свободного ценообразования, но очень короткий – с 1871 по 1895 год. Он изобиловал таким числом скачков цен и с такой амплитудой, которые ни разу не повторились за всю последующую историю. Начиная с 1895 года Standard Oil стала каждое утро вывешивать цену нефти на дверях своего офиса. Потом были «Семь сестёр». А потом, как ошибочно считают, – ОПЕК, приписывая ей роль ценоустанавливающего субъекта (контроль за добычей и транспортировкой).

ОПЕК никогда не была картелем производителей, а Международное энергетическое агентство не стало «картелем потребителей». Публичные организации действуют в рамках международных норм и для сговора не подходят. «Картель потребителей», созданием которого занимался Киссинджер, появится позже.

Новый (совещательный) статус Европы и Японии на нефтяном рынке и в международной политике будет оформлен в Рамбуйе на первом заседании неформального клуба лидеров «свободного мира» (G7) в ноябре 1975 года.

В 1975 году будет заключено ещё одно (ключевое для рекомбинации) соглашение. Киссинджер и саудовский принц Фахд ибн Абдель Азиз договорятся о создании комиссии по экономическому сотрудничеству и вопросам безопасности. Одним из «закрытых» пунктов договора станет обязательство Эр-Рияда вкладывать половину своих доходов в ценные бумаги США и закупать там оружие в обмен на военную помощь «против любой угрозы» (новая редакция «пакта Куинси»).

Переход от картельного к «бумажному» ценообразованию (рекомбинация) носил многоуровневый характер. Задачи: размыть долю ОПЕК в добыче; заменить долгосрочный контракт (фиксированная цена) на спот; внедрить между производителем и покупателем посредника (институт трейдеров); создать систему страхования (hedging) колоссальных рисков, возникающих при переводе топлива мировой экономики на спот (безразмерный финансовый рынок).

Задачи были решены к 1986 году, который связывают с ещё одним системным кризисом в нефтяной отрасли, переросшим в экономический кризис. Спот по отношению к контрактным поставкам достиг 55 процентов, объём реализуемой трейдерами нефти стран ОПЕК превысил 50 процентов, доля ОПЕК в мировой добыче упала с 52 (1973 год) до 28 процентов. Размыта доля была Аляской, Мексиканским заливом, Северным морем и разрядкой. Объём экспорта нефти из СССР вырос с 67 до 127,3 млн тонн (1970–1989 годы).

В 1986 году официальные цены ОПЕК перешли в разряд справочных, на нефтяном рынке воцарился фьючерс.

Без Nixon Shock рекомбинация была бы бессмысленной и бессистемной (отсутствие цели и бенефициара). Если бы золотой фиксинг сохранили, то вместо мировой инфляции мы сегодня видели бы запредельные цены на нефть. Не было бы сумасшедшего скачка потребления, не было бы огромного мирового долга, не было бы американского глобального доминирования. В общем, это был бы совсем другой мир…

Феномен отрицательных цен показал: природа современного рынка качественно иная, отличная от канонической. Классический рынок оперирует сбережениями (результат, итог), фондовый – будущим доходом (план, прогноз). Распределяется и фиксируется «будущее» через перманентный торг долговыми билетами: векселя акции, титулы, после 1971 года – доллары.

Тот факт, что новая природа рынка была показана нам на примере торгов нефтью, носит закономерный характер. Нефть – базисный ресурс мировой экономики: первый глобальный товар, первый товарный кредит, первая «золотая акция», первый картель как система управления мировой стоимостью.

Официально переход к «бумажной» модели оформили в 1971 году через масштабный мировой кризис. В 1986 году цены на нефть напрямую привязали к цене фьючерса (первой это сделала Pemex), что привело к очередному кризису (падение цен с 31,75 до 10 долларов за баррель). С этого момента драйвером мирового энергорынка стало выступать предложение денег (не нефти).

Условия глобальной сделки (срок, цена) стал определять не картель производителей или «картель покупателей», а финансовый посредник.

Мотивация посредника прямо противоположна интересам участников сделки. Доход (процент) кредитору приносит не завершение сделки, а её обслуживание. Растянуть срок исполнения сделки до бесконечности невозможно, зато можно безостановочно (бесконечно) сделкой торговать. Именно так (24 часа в сутки 7 дней в неделю) организована торговля «бумажными активами».

Рынок «бумажной нефти» начал расти (скачок рисков) по экспоненте 11 сентября 2001 года, уровень внутренних дисбалансов модели дошёл до пороговых значений. До 2008 года в равновесии систему поддерживал рост военных расходов и мобилизационных программ (бюджет форс-мажора). После – программы количественного смягчения (эмиссия).

В 2014 году внутренняя добыча в США вернулась на уровень 1971 года и перевалила за него. Модель закольцевалась (змея укусила себя за хвост), цены на нефть рухнули. Систему сначала подвергли интенсивной финансовой химиотерапии, а потом погрузили в искусственную кому. Кризис продолжается.

Рост мировой экономики как единого целого заблокирован политическими противоречиями субъектов этой экономики (государства). Перезапуск модели без нового глобального соглашения невозможен. Вашингтонский консенсус мёртв. Идёт поиск нового глобального эквивалента.

Автор – доцент Финансового университета при Правительстве России. Публикация подготовлена на основе научной статьи автора в вестнике Финансового университета «Гуманитарные науки».

ПОДЕЛИТЬСЯ:

Вам также Может быть интересно